Венеция / Венецыя / Venezia

Ca’ Rezzonico и венецианское сеттеченто

В свой первый приезд в Венецию я устроил марафон по известным художественным музеям города – Академии, Коррер и Ка Реццонико (Ca’ Rezzonico). Естественно, все впечатления смешались, но при этом Ка Реццонико лучше других отложился в моей памяти. И тому есть одна, но веская причина.

В Ка Реццонико есть то, чем могут похвастать только лучшие музеи мира. И это не обилие шедевров первой величины (в этом плане Академия, конечно, вне конкуренции). На мой взгляд, это ощущение цельности и естественности пространства, когда не видны швы экспозиции, собранной кураторами из разных коллекций. По большому счету Ка Реццонико вообще не производит впечатления музея, то есть искусственно спроектированного выставочного пространства, каковым, безусловно, является. Скорее, посетитель попадает в настоящий палаццо на Гранд канале — жилище нескольких поколений венецианской аристократической семьи, в котором нет случайных вещей, но в каждой мелочи при желании можно увидеть отражение сложной и извилистой фамильной саги.

Ка Реццонико — это музей венецианского сеттеченто, т.е. XVIII века. Хотя восемнадцатое столетие ассоциируется с Рококо и Просвещением, на самом деле это был, пусть и блестящий, но конец эпохи, агония феодальной Европы. Применительно к Венеции сеттеченто ко всему прочему еще и конец Серениссимы. Впрочем, тогдашние венецианцы вряд ли воспринимали происходившее как закат своей республики, внешне Венеция выглядела бодро как никогда: церемонии становились все пышнее, развлечения зрелищнее, интриги тоньше. В шуме карнавала венецианцы просто не расслышали трубы наполеоновской армии.

Карнавал – уместная метафора, в которой, как в хорошей шутке, есть доля правды. Если изначально венецианский карнавал представлял собой несколько дней перед пасхальным постом, то к XVIII веку его рамки раздвинулись до полугода. Практически с августа и до Пепельной среды (первого дня поста у католиков) жители города обоего пола имели право не снимать маски и активно этим правом пользовались.

На втором этаже (нам привычнее называть его третий) Ка Реццонико находятся залы с работами Франческо Гварди и Пьетро Лонги. В отличие от живописи основного этажа (пьяно нобиле) — великолепных потолочных фресок кисти Джованни Баттиста Тьеполо — это не высокий жанр, не мифологические и аллегорические сюжеты, а городские зарисовки. Изображенные на картинах Гварди и Лонги венецианцы почти всегда в масках. Так карнавал, задуманный как кратковременное, игровое выпадение из реальности, со временем превратился в полноценную реальность, стиль жизни целого города.

Интересно, что, когда Венеция стала частью Австрии, карнавалы в ней запретили. После изгнания австрийцев и объединения Италии традицию так и не возродили — уж очень сильно она ассоциировалась с независимой Серениссимой. Только в 1979 году, почти двести лет спустя, итальянские власти решили возобновить карнавалы, очевидно, с целью увеличения туристического потока. Сегодня карнавал и Венеция снова неразделимые понятия.

***

Венецианское сеттеченто невозможно представить без ведут — картин с городским пейзажем. Строго говоря, жанр ведут (по-русски буквально «виды») был изобретен в Нидерландах, затем привезен голландцами в Рим и уже оттуда на рубеже XVII и XVIII веков попал в Серениссиму. Но ассоциируется он почти исключительно с художниками венецианской школы — Карлеварисом, Каналетто, Гварди, Белотто.

В Ка Реццонико находится одна из ранних работ Луки Карлевариса — «Вид на речной порт», которая, несмотря на название, ведутой не является, но позволяет понять, как и из чего развился этот жанр. На полотне изображена набережная некоего города, мост через реку и конная статуя на высоком постаменте. Каждый из перечисленных элементов городского пейзажа, возможно, имел реальный прототип, но собраны они на одном холсте исключительно благодаря фантазии автора, который придумал эту композицию в своей мастерской. Отсюда и название жанра – каприччио, каприз.

В 1690-е гг. Карлеварис поехал в Рим, где познакомился с Каспером ван Виттелем (итальянцы называли его на свой манер — Гаспаро Ванвителли). Ван Виттель и его соотечественники-художники, работавшие в Риме, в силу своего голландского — практичного и предметно мыслящего — ума, любили писать реальные, а не воображаемые виды Вечного города. Лука Карлеварис попал под их влияние.

Вернувшись в Венецию, он создал цикл офортов, на которых запечатлены самые известные архитектурные памятники Серениссимы. В 1703 году 104 офорта Карлевариса были изданы отдельным альбомом «Здания и виды Венеции». Эти ведуты оказали мощнейшее влияние на Джованни Антонио Каналя (прозванного Каналетто) и Франческо Гварди, чьими именами подписаны примерно 90 процентов шедевров, когда-либо написанных в этом жанре.

Венецианские ведуты были, что называется, экспортно-ориентированной живописью, поскольку их основными покупателями выступали богатые иностранцы, приезжавшие взглянуть на урбанистическое чудо. В XIX и особенно в ХХ веке, когда туристическая отрасль стала намного демократичнее, путешественники «на память» начали покупать грошовые почтовые открытки. В XVIII веке, до заката феодальных порядков, европейские аристократы могли себе позволить в качестве сувенира ведуту Каналетто. Неслучайно итальянцы жалуются, что все лучшие полотна этого художника находятся за границей.

Говоря о ведутах, нельзя не сказать несколько слов о племяннике Каналетто Бернардо Белотто, которого современники также называли Каналетто. В 1740-е годы, когда из-за войны за австрийское наследство потоки туристов в Европе резко обмелели, многие венецианские живописцы были вынуждены уехать из Серениссимы в поисках платежеспособных заказчиков. Каналетто-дядя в это время перебрался в Англию, где его хорошо знали и очень ценили. А его племянник Бернардо Белотто устроился придворным живописцем в Дрездене.

Тут надо напомнить, что саксонские курфюрсты, начиная с Августа II Сильного, одновременно являлись избранными королями Польши и великими князьями Литовскими. Эту династию так и называли – Сасы (полонизированная версия слова «саксонцы»). В 1763 году Август III, который являлся главным покровителем Белотто, умер. Личная уния Речи Посполитой с Саксонией распалась, поскольку сейм в кои-то веки избрал королем местного кандидата — уроженца поместья Волчин Брестского воеводства Станислава Августа Понятовского. Тем не менее, новый монарх предложил Белотто переехать в Варшаву. Видимо, других интересных предложений Каналетто-племяннику не поступило, поэтому следующие 13 лет своей жизни он провел в Речи Посполитой, где и умер в 1780 году.

Будучи придворным художником Станислава Августа Понятовского, Белотто много работал в историческом жанре, создавая эпические многофигурные композиции. Но судьба распорядилась так, что именно его ведуты, т.е. картины, выполненные в «низком жанре», оказали человечеству неоценимую услугу.

Во время Второй мировой войны столицу Саксонии уничтожила союзная авиация, а столицу Польши – немецкая артиллерия и танки. Но этим городам, в отличие от многих других, стертых войной с лица земли, все-таки повезло, поскольку основные архитектурные памятники Дрездена и Варшавы были запечатлены на ведутах Белотто.

К великой радости реставраторов стиль Каналетто-племянника достаточно сильно отличался от художественной манеры его более знаменитого дяди и особенно от импрессионистской манеры Франческо Гварди. Белотто активно использовал камеру-обскуру, так что на его гиперреалистичных полотнах четко изображены не только все окна в доме, но порой и все черепицы на крыше. В результате ведуты венецианца можно было взять за основу не только эскизного плана, но и чертежей воссозданных исторических кварталов Варшавы и Дрездена.

***

Завершая разговор о ведутах, нельзя не вспомнить нашего отечественного ведутиста — Наполеона Орду. Он родился в 1807 году, ровно через 10 лет после того, как его великий тезка упразднил Венецианскую Республику. Откровенно говоря, я даже не знаю, видел ли Орда Венецию, хотя в 1830-е он много путешествовал по Европе и даже бывал в Северной Африке. Об эмигрантском периоде его жизни известно немного, хотя Орда водил дружбу со многими выдающимися людьми середины XIX века, включая Листа, Шопена, Бальзака, Мицкевича.

В любом случае Орда воспринял мировую художественную традицию через посредничество французской школы живописи. В Париже Орда учился в студии пейзажиста Пьера Жирара. Жирар, в свою очередь, был учеником Антуана Жана Гроса – довольно известного художника, пик славы которого пришелся на наполеоновскую эпоху.

Однако в Париже живопись была для Орды, скорее, хобби. Все изменилось, когда в 1856 году он на рубеже своего пятидесятилетия вернулся на родину. Несмотря на амнистию, объявленную российским императором Александром Вторым участникам восстания 1830-1831 гг., статус Орды был незавидный. Дворянского звания он был лишен, фамильное имение Вороцевичи было конфисковано и его лишь милостиво разрешили взять у казны в аренду. Французская жена Орды с сыном Витольдом (Витовтом) отказалась переезжать в припятские болота. К тому же в 1863 году началось новое восстание и новый виток репрессий, затронувший ближайшее окружение Орды из числа патриотически настроенной шляхты. Впору впасть в уныние и закончить жизнь депрессивным стариком.

Однако у Орды был любимый афоризм: «Кто хотя бы горстью землю носит, тот воздвигнет гору». И это была не просто красивая декларация, но жизненный принцип. С 1872 года и до своей смерти Наполеон Орда пешком прошел земли бывшей Речи Посполитой, зарисовывая с натуры исторические памятники, замки, старые монастыри, дворцы магнатов и шляхетские усадьбы. Результатом этой миссии стали более тысячи акварелей, рисунков и набросков. Между 1873 и 1883 гг. на основе своих работ Орда издал 8 альбомов с 260 литографиями – под общим названием Album widoków historycznych. Еще при жизни автора альбомы пользовались популярностью и неплохо продавались. Сейчас же, после двух мировых войн и неприлично затянувшейся эпохи большевистско-коммунистического вандализма, акварели и литографии Орды почти единственное доступное нам визуальное свидетельство утраченной цивилизации Речи Посполитой.