Рим / Рым / Roma

Джизлени и римские каникулы в эпоху барокко

В уже упоминавшейся церкви Санта Мария дель Пополо есть позднебарочное надгробие, популярность которого у современных туристов способна посоперничать как с капеллой Киджи, так и с капеллой делла Ровере, расписанной Пинтуриккьо. Не заметить этот памятник трудно, поскольку он находится слева от главного входа. В стене за надгробием покоится прах римского скульптора, музыканта, сценографа и декоратора Джованни Баттиста Джизлени, умершего в 1672 году.

Еще при жизни он создал себе памятник-эпитафию, не доверив никому из коллег художественную трактовку своей личности и заслуг. Конечно, сегодня мало кому приходит в голову декодировать образность и аллегоричность этой многосоставной композиции. Зато все способны оценить мастерство и выразительность, по крайней мере, одной из частей эпитафии — жутковатого скелета, очень натуралистично выполненного из цветного мрамора и помещенного в нише за железной решеткой. Именно это макабрическое изображение чаще всего публикуют в своих инстаграмах посетители Санта Мария дель Пополо.

Олицетворение Смерти контрастирует с верхней частью композиции – портретом живого Джизлени, который написан модным в то время фламандским художником Якобом Фердинандом Футом (Jacob Ferdinand Voet). Но это не банальное противопоставление, не напоминание в духе Memento mori, а более сложная (все-таки на дворе эпоха барокко!) философская трактовка человеческой природы и смысла жизни. Под медальоном с портретом Джизлени латинская надпись: «neque hic vivus» — «и здесь не жив». В свою очередь, под скелетом начертано: «neque illic mortuus»— «и там не мертв». Возможно, автор хотел указать нам на то, что истинный художник существует вне физиологических рамок, он живет лишь в своих творениях.

Джованни Баттиста Джизлени заслужил упоминания здесь не из-за скелета, хоть он и великолепен, и не благодаря своему рефлексивно-философскому взгляду на проблему человеческого бытия. Между верхней и нижней частями памятника-эпитафии на мраморной таблице высечена латинская надпись, объясняющая, что могила принадлежит не простому римскому художнику, но «архитектору Сигизмунда III, Владислава IV и Яна Казимира I, королей Польши и Швеции». Речь, конечно, идет о королях польских и великих князьях литовских из династии Ваза, которые, упрямо держась за устаревшие средневековые представления о легитимности, считали себя законными наследниками шведского престола.

Надо сразу отметить, что профессия «архитектор» не вполне точно описывает работу Джизлени. Скорее, это то, как он хотел бы себя представлять. Реальный творческий путь римлянина, судя по оставшимся документальным свидетельствам, был более извилист и по большей части не связан с архитектурой.

Джованни Баттиста Джизлени родился примерно в 1600 году в Риме в купеческой семье и здесь же получил художественное образование. Но из-за высокой конкуренции найти работу в родном городе ему не удалось. Достигнув совершеннолетия, он отправился в чужие края. Но ни в северной Италии, ни в Вене ему также не нашлось применения. Видимо, в самый разгар Тридцатилетней войны Габсбурги больше нуждались в солдатах, нежели в художниках. Зато соседняя Речь Посполитая, напротив, переживала редкий и, наверно, последний в своей истории период относительного благополучия и экономического роста. В результате примерно в 1630 году Джизлени осел в Варшаве. Однако и здесь он не нашел для себя работы архитектора и многие годы был музыкантом при дворе Владислава Вазы. Последний, как известно, был большим поклонником оперы, с которой познакомился во Флоренции.

Согласно сохранившимся архивным документам, Джизлени получал постоянное жалованье как музыкант, играющий на теорбе (басовая разновидность лютни). Он был автором нескольких канонов. Кроме того, он, видимо, выступал также как рекрутер итальянских музыкантов для королевской капеллы, по крайней мере, с этой целью он ездил в Рим в 1643 году. Тем не менее, главным увлечением и полем реализации собственных амбиций для Джизлени была не музыка, а искусство и архитектура. И в этой сфере он со временем нашел свою нишу.

В 1644 году, находясь в Вильне, он спроектировал ретабулу (retabulum, заалтарные декорации) в виде Ворот смерти для погребальной церемонии вдовы подканцлера литовского Стефана Паца Анны Марцибеллы. В следующие годы Джизлени сделал карьеру как мастер погребальных декораций. Уже в 1647 году Джизлени поручили украсить катафалк на похоронах сына короля Владислава — Жигимонта Казимира. А в 1655 году он отвечал за оформление прощальной церемонии на похоронах брата Владислава Вазы — епископа Плоцкого и Вроцлавского Кароля Фердинанда.

Возможно, сегодня такая «специализация» нам покажется немного маргинальной и не относящейся к сфере истинного искусства. Но в ту эпоху люди воспринимали смерть намного серьезнее и старались обставить свой переход к вечной жизни, что называется, на очень высоком художественном уровне.

Справедливости ради стоит отметить, что Джизлени все же удалось поработать и архитектором — считается, что костел босых кармелиток во Львове создан по его проекту. Образцом для него послужила римская церковь Санта Сусанна, построенная Карло Мадерно. В некоторых популярных белорусских источниках можно прочесть, что и картезианский монастырь в Березе, недалеко от Кобрина, также проектировался Джизлени. Однако серьезных научных обоснований в пользу достоверности этой гипотезы, похоже, не существует. Разве что Джизлени был знаком с первым фундатором картезианского монастыря — подканцлером ВКЛ Казимиром Львом Сапегой (младшим сыном легендарного Льва Сапеги). Для его жены Теодоры Кристины он спроектировал мраморное надгробие, которое до сих пор находится в костеле бернардинок в Вильне.

Пик карьеры Джизлени в Короне и Княжестве (так наши предки часто называли две составные части Речи Посполитой) пришелся на первую половину 1650-х гг. и был прерван Потопом — серией опустошительных и кровопролитных войн с Московским царством и Швецией. Оставаться в разоренной стране иностранному художнику было не просто бессмысленно («когда говорят пушки, музы молчат»), но и очень небезопасно. Поэтому в конце 1655 года Джизлени вернулся в Рим, где попытался внедриться в профессиональную среду. В марте 1656 года Джованни Баттиста Джизлени был принят в ряды знаменитой Академии Святого Луки — гильдии римских художников, скульпторов и архитекторов, основанной Папой Григорием XIII. Членами Академии, с которыми бок о бок заседал Джизлени, являлись признанные мастера позднего барокко, например, Пьетро да Картона. Его величественную фреску «Триумф Божественного провидения» можно увидеть на плафоне парадного зала Палаццо Барберини.

Нам практически ничего не известно о профессиональной карьере Джизлени в Риме. Скорее всего, острая конкуренция вновь не позволила ему претендовать на сколь-нибудь значимые заказы. Зато он сумел выгодно жениться на вдове Марии де Санктис и на полученное приданное построить себе дом буквально в двух шагах от Испанской лестницы. Сейчас это один из самых дорогих и фешенебельных кварталов Рима, а во времена Джизлени здесь любили селиться художники и иностранцы (на соседней улице, к слову, жил и умер создатель французского классицизма Николя Пуссен).

План и эскизы небольшого трехэтажного особняка, сделанные самим хозяином, сохранились в архиве Милана (сейчас находятся в замке Сфорца). Они любопытны тем, что приоткрывают дверь в приватный мир архитектора. По чертежам видно, что в доме все продумано, функционально и при этом сделано со вкусом. Особенно впечатляет планировка внутреннего дворика, где нашлось место как саду с фонтаном, так и загородкам для кур.

На эскизе главного фасада, над балконом, можно увидеть геральдический щит, разделенный на пять частей. Масштабы рисунка не позволяют разглядеть детали, но сам собой напрашивается вывод, что Джизлени украсил свой римский дом гербом королей Речи Посполитой: в углах щита чередовались Погоня (герб ВКЛ) и белый орел (герб Польши), а в середине размещался фамильный герб династии Ваза со шведскими львами и коронами.

Римский дом Джизлени сохранился до наших дней, в чем можно лично убедиться, свернув с пьяцца ди Спанья в ближайший переулок, ведущий к виа Корсо. Сейчас это виа делла Кроче №№5-7 (в Риме свой номер присваивается каждому подъезду, в данном случае их три). Конечно, за последние 350 лет здание не раз перестраивалось: с фасада исчез как герб, так и балкон, добавился новый этаж, окна стали шире. Но в целом, несмотря на позднейшие перестройки, глядя на современный дом, легко узнаешь оригинальный архитектурный проект с миланских эскизов.

Любопытно, что на первом этаже дома Джизлени сейчас расположен парфюмерный магазин известного бренда Carthusia с острова Капри. Название происходит от картезианского монастыря, где по легенде впервые начали производить эти духи. С учетом шаткой гипотезы, что Джизлени проектировал картезианский монастырь в Березе (а картезианцы по-белорусски «картузы»), это совпадение представляется мне если не мистическим, то, по меньшей мере, забавным.

***

Как я уже говорил, из-за высокой концентрации талантов в Вечном городе архитектурные и художественные навыки Джизлени были практически не востребованы. Скорее всего, основной доход ему по-прежнему приносили связи и деловые контакты с властными кругами Речи Посполитой. Фактически он превратился в атташе, агента по особым поручениям. Так, например, после избрания королем Михала Корибута Вишневецкого Джизлени выпустил брошюру на итальянском, в которой содержалась подробная реляция как о самой элекции, так и о новом монархе (поскольку Михал Вишневецкий происходил не из королевской династии, а «всего лишь» из украинского княжеского рода, европейцев необходимо было убедить в его безусловных личных и фамильных достоинствах). Тогда же Джованни Баттиста Джизлени написал копию с присланного в Рим портрета короля, возможно, даже не одну. Эта картина, наверняка, пополнила коллекцию какого-нибудь кардинала.

Знатные путешественники из Речи Посполитой, находившиеся в Вечном городе по своим частным делам, также могли рассчитывать на услуги и гостеприимство Джизлени. В 1669 году ближе к концу своего grand tour, после посещения Германии, Нидерландов, Бельгии и Франции, в Рим прибыл Александр Януш Заславский-Острожский.

По отцовской линии он происходил из младшей ветви князей Острожских, а по материнской приходился родственником Собеским (будущий король Ян Собеский был его дядей). Мать Александра Януша — Катерина — после смерти своего первого мужа Владислава Доминика Заславского вышла замуж за виленского воеводу Михала Казимира Радзивилла. В юности тот объехал пол-Европы, а образование получил в Болонском университете (в Болонье он и скончается в 1680 году). Скорее всего, Михал Казимир решил, что его пасынку (тогда еще подростку) также будет полезно попутешествовать, увидеть мир и набраться опыта. А чтобы юный наследник острожской ординации не поддался многочисленным соблазнам и не свернул с истинного пути, к нему был приставлен ученый наставник — ксендз Казимир Войшнарович.

Казимир Ян Войшнарович родился в шляхетской семье, их фамильное имение было где-то-под Ошмянами. В Виленской Академии он получил степень доктора философии, потом принял духовный сан. Продолжил образование в Риме, стал доктором теологии и «обоего права» (имелось в виду гражданское и каноническое). Работал канцлером курии Виленского епископа, королевским секретарем. К концу своей административной карьеры дослужился до должности регента великокняжеской канцелярии, правда, вскоре оставил этот пост и был избран каноником виленского капитула.

Все это время Казимир Войшнарович продолжал заниматься гуманитарными науками. Он стоял у истоков создания кафедры «христианской политики» (по сути, этики) в Виленской Академии. Для нужд преподавателей Войшнарович подарил своей alma mater личную библиотеку, а, по некоторым данным, еще и завещал собственный дом, в котором предполагалось разместить новую кафедру.

Благодаря подробному дневнику (Дыярыушу) путешествия, который ксендз Войшнарович вел без малого два с половиной года, мы сегодня имеем уникальную возможность узнать, какой была программа пребывания в Вечном городе знатного туриста в эпоху позднего барокко. Сразу оговорюсь, что князь Заславский имел недоступную современному человеку роскошь провести в Риме почти полгода (за вычетом его трехнедельной поездки в Неаполь). Это время он посвятил не только осмотру достопримечательностей. Александр Януш брал уроки латыни, посещал теологические диспуты, кунсткамеры и библиотеки. Ему даже посчастливилось принять участие в церемонии канонизации Петра из Алькантры и Марии Магдалены де Пацци. Кроме того, князь встречался с влиятельными людьми как светского, так и духовного званий. Среди наиболее известных можно назвать шведскую королеву Кристину (ее дворец Александр Януш посещал трижды), многочисленных кардиналов, ученого иезуита Афанасия Кирхера, а также тогдашнего генерала Общества Исуса Джованни Паоло Олива.

В эти полгода Джизлени довольно часто общался с Александром Янушем и его попутчиками и, можно сказать, стал их гидом по Вечному городу. Кажется, у него сложились хорошие отношения с ксендзом Войшнаровичем. В Дыярыуше можно найти запись о том, что они вместе обедали 17 марта, 29 апреля Казимир Войшнарович отметил, что побывал в гостях у Джизлени и видел его дом с садом, а 18 июня они «после обеда учились делать водку из поречки,[1] амбры etc.». Как видим, отношения архитектора и ксендза были самые неформальные.

Князь Александр Януш и его наставник взяли за правило каждый день участвовать в службе в новом храме, что позволяло им совместить приятное с полезным: хорошенько позаботиться о спасении своей души, а заодно осмотреть главные святыни Рима. Примечательно, что на следующий день после своего приезда они отправились на мессу в Иль Джезу и только на второй день — в собор Святого Петра. Судя по дневнику Войшнаровича, в основном их интересовали недавно построенные, то есть барочные храмы (возможно, на этот выбор сильное влияние оказали эстетические предпочтения Джизлени).

В некоторые костелы наши путешественники приходили по несколько раз. Например, в Сан Карло у четырех фонтанов они были дважды, в церкви Святой Агнессы на пьяцца Навона даже трижды, из чего можно сделать вывод о том, что творчество Борромини произвело на них сильное впечатление. Впрочем, Бернини также не остался неоцененным. В Дыярыуше есть отдельная запись, посвященная его алтарной скульптуре «Экстаз Святой Терезы» в спроектированном Карло Мадерно костеле Санта Мария делла Витториа (расположен на улице ХХ сентября). А во время поездки на виллу Людовизи князь Заславский и ксендз Войшнарович могли полюбоваться «Похищением Прозерпины» (сейчас этот шедевр находится в коллекции виллы Боргезе).

Из известных ренессансных достопримечательностей, которые посетили наши путешественники, помимо Ватикана, можно упомянуть Палаццо деи Консерватори на Капитолии, виллу Фарнезе и церковь Сан Пьетро ин Винколи. В последней находится знаменитый «Моисей» Микеланджело — эту скульптуру туристы обожают, поскольку из головы ветхозаветного пророка торчат рожки (забавное следствие неверно переведенного на латынь описания внешности Моисея из библейской книги «Исход»). С большим интересом князь и его спутники изучали римские сады и парки. Зато античность, кажется, их совсем не привлекала.

Кстати, если вам любопытно, как выглядел Александр Януш Заславский, просто зайдите в Национальный художественный музей в Минске. Там хранится его портрет кисти гданьского художника Андреаса Стеха, написанный примерно в 1670 году — вскоре после возвращения князя с «римских каникул». На полотне изображен еще молодой человек (всего 20 лет) с длинными завитыми волосами и одетый по последней французской моде.

[1] Поречка – это польское и белорусское название красной смородины. Очевидно, эта ягода росла непосредственно в саду Джизлени.